Куда исчезают жертвы

Однажды, придя с работы, я нашла в своем доме совершенно незнакомую женщину. Она сидела напротив неубранной постели в одном халате и тряслась.

Ее привел мой муж. Как оказалось, это наша соседка по дому. Старший сын, напившись, начал ее лупить. Она попыталась сбежать, в чем была — халате и шлепанцах, но он поймал ее и начал таскать за волосы по всему коридору. Его остановила только запертая дверь нашей квартиры.

«Мой первый парень постоянно бил меня, в том числе головой о раковину. Не знаю, как я выжила», — такое сообщение мне как-то прислала знакомая.

«Это были несколько лет насилия: сначала психологического и экономического, потом физического и сексуального», — писала коллега об отношениях с бывшим мужем…

Последнюю такую историю я услышала в ноябре от подруги. На следующий день Минюст РФ заявил, что проблема домашнего насилия в стране «существенно преувеличена».

Глядя на официальную статистику, и правда можно так подумать. По данным УМВД по Хабаровску, за 2018 год по уголовным статьям, связанным с умышленным нанесением вреда здоровью, было совершено 507 преступлений, 219 из них в отношении женщин и только 14 — в отношении членов семьи. Преступлений по административной статье «Побои» больше, 1 171, но здесь ведомство почему-то не делит жертв по полу.

Когда собирался материал для этой публикации, в трех хабаровских кризисных центрах для женщин не нашлось ни одной пострадавшей от домашнего насилия. Значит ли это, что в краевом центре все спокойно и его просто нет?

Когда помогать опасно

Центр «Время перемен» общественной организации «Чужих детей не бывает» раньше помогал жертвам семейной жестокости. Теперь перестал — после того, как сожитель одной из них начал преследовать не только ее, но и сотрудницу центра, маму маленького ребенка.

— Мы поняли, что не имеем возможностей и ресурсов, чтобы защититься в такой ситуации, — объяснила руководитель организации Ольга Лим. — А рисковать остальными своими подопечными — беременными, выпускницами детдомов, — просто не можем…

Они не остаются в стороне — консультируют по телефону и направляют женщин в кризисный центр «Не одна» или в краевой центр помощи семье и детям.

— В этом году нам как-то больше везет на погорельцев и на мам, которые привозят детей на операции из глубинки — им негде жить, — говорит директор краевого центра Ольга Ураева. — Сейчас в кризисном отделении снова перенаселение. Но вы должны понимать, что если речь идет о жестокости, мы готовы принять пострадавшую в любое время и в любом случае, даже на диванчик в углу.

Удар, который повторяется

Они-то готовы. А вот сами женщины решаются не всегда.

— Или проведут у нас дня два-три и возвращаются, — продолжает Ольга Викторовна. — Потому что человек, из-за которого они к нам попадают, проспался и пришел просить прощения: «Дорогая, я больше никогда так не буду!» До следующего раза. Потом она оказывается у нас снова, и мы спрашиваем: «Ну что, на этот раз снимешь побои? Заявление в полицию напишешь?» Одной из наших клиенток, чтобы довести дело до конца, пришлось попасть в центр трижды.

В 2018-м кризисное отделение приняло 27 женщин и 33 ребенка. Половину из них — из-за семейной жестокости. Трем постоялицам пришлось убежать из дома не в первый раз.

Ольга Ураева добавила, что после открытия центра «Не одна» работать стало легче:

— У нас появились братья по оружию. Если тут нет мест, мы звоним к ним: «Можете принять? У нас перебор»…

Однако, когда туда обратились мы, жертв кухонных боксеров там тоже не было. Правда, по словам руководства, пострадавшие все же звонят им где-то раз в месяц — просят эмоциональной поддержки.

Они заслуживают спасения

Примерно так же редко жалобы на жестокость партнеров или родственников поступают на городской телефон доверия. С начала года их было всего 13 (из них шесть — на мужей), хотя сотрудники принимают больше тысячи вызовов в месяц.

— В такой ситуации мы работаем над осознанием того, что это нездорово, — рассказывает психолог телефона доверия Антонина Губенко. — Потому что везде, где есть насилие, есть и проблемы с личными границами: человек в состоянии жертвы не видит, что норма, а что нет. Очень важно, чтобы появился кто-то извне и помог понять: происходящее недопустимо, а вы заслуживаете спасения. Иначе дальше могут быть суицидальные переживания или даже действия.

Главное, чего делать нельзя — говорить жертве, что она сама виновата. Именно так зачастую поступают окружающие.

А вот что действительно странно: звонков от мужчин о том, что они пьют, буянят и срываются на семье, только за неделю было шесть. В месяц получается почти 30. Где же все их близкие? Почему их не слышно?

Ответственность за отдушину

Стассии Константиновой 22 года, Лидии Ващенко 29. Обе недавно запустили свои инстаграм-проекты для женщин: у Стассии «ГласВон» должен был освещать в основном женские успехи, а «Сплетница» Лидии задумывалась как острые интервью об образе жизни. Но когда девушки объявили сбор историй, им прислали письма совсем о другом.

— Если честно, я была не готова, — говорит Лидия. — Первые же сообщения оказались про насилие — со стороны дяди, отчима, парня. Поначалу испытала шок: люди рассказывают мне настолько страшные и откровенные вещи! Не знала, что делать дальше. Но, значит, им это нужно, они хотят выговориться. Я благодарна за такое доверие и одновременно ощущаю огромную ответственность.

Из 16 опубликованных у Лидии историй жестокому обращению близких посвящены 11. У Стассии набралось уже около 15. Вместе это больше, чем приняли за год оба хабаровских кризисных центра. И с этим надо как-то справляться.

— Я сильно не вовлекаюсь, — делится Лидия. — Стараюсь не лезть к человеку со своим «все будет хорошо», я не психолог и не подруга, это не мое дело. Гарантирую анонимность и все. Надеюсь, что когда человек выскажется, а кто-то прочитает и найдет в этой истории себя, это будет отдушиной.

У Стассии подход противоположный:

— Со многими поддерживаю общение до сих пор, узнаю, как у них дела. Потому что знаю, как это, когда никто не хочет помочь. Прошлой зимой мне пришлось вести к себе домой женщину, на которую сожитель напал прямо в кино. Тогда не захотела вмешаться даже охрана. И полиция к нам, кстати, так и не приехала…

Я убью? Меня убьют?

Сколько еще таких в нашем городе? Хочется думать, что кто-то есть. Только вот почему несчастные женщины идут за поддержкой мимо специалистов именно к ним?

— Думаю, это вполне закономерно, — объясняет Антонина Губенко. — Ситуация насилия обычно длится много лет, а сломленный человек продолжает и продолжает в ней жить. Хочется вылить всю эту боль, но для перемен пока нет сил и ресурса. Ведь это внутренняя работа. А психолог будет склонять к активным действиям, его обязанность — вывести человека из подобного положения. Не все к такому готовы.

Лидия Ващенко говорит почти то же самое:

— У нас общество, где женщины настолько забиты, что им очень страшно делать любые попытки изменить ситуацию. Оно не на стороне жертвы. И вот она думает: «Окей, я попробую. К чему это приведет? Меня убьют? Я убью? Меня посадят?» Старшее поколение стыдит: «Это семейные дела. Не выноси!» или советует: «Да уйди от него». Прямо как сказать больному: «Ну вылечись уже». Классно, спасибо!

Ее реплика объясняет и причины, по которым пострадавшие выбирают соцсети вроде «ВКонтакте» или «Инстаграма»: у молодежи, видевшей акции #MeToo, #ЯНеБоюсьСказать и #ЯНеХотелаУмирать, гораздо проще найти понимание.

Ну а Стассия вообще формулирует ответ предельно ясно:

— Просто рядом с ними не было людей, которые не осудят.

Несчастливый конец

Наверное, этот текст можно было бы закончить как-то позитивно. Если бы муж Маргариты Грачевой из Серпухова не отрубил ей руки в припадке ревности. Если бы известный питерский историк не застрелил свою девушку, а депутат из Челябинской области — молодую жену на глазах у троих детей.

Если бы сестер Хачатурян, не вытерпевших издевательств своего отца, не пытались обвинить в умышленном убийстве. Если бы «Медиазона» и «Новая газета» не изучили 2 552 приговора по этой статье и не выяснили, что 79 процентов осужденных по ней россиянок на самом деле были жертвами домашнего насилия и не выдержали. К слову, Хабаровский край они включили в ТОП-13 регионов с наибольшим числом таких приговоров: у нас их больше ста в год.

Проблема в том, что все мы, кажется, знаем, что будет, если продолжать делать вид, что проблема домашнего насилия в России преувеличена. Но стараемся об этом не думать.

Кстати

Согласно официальному исследованию СПбГУ для Госдумы (2019 г.), женщины составляют 70—75% пострадавших от домашнего насилия в среднем и 85—91% — в супружеских парах. И лишь 3% жертв доводят дело до суда.

Краевая психиатрическая больница на днях разместила в «Инстаграме» пост о важности закона против домашнего насилия, который опубликован на сайте Совета Федерации. Специалисты призвали читателей не молчать о таких случаях, в том числе если насилие было психологическим (это понятие, кстати, СовФед из законопроекта убрал).

Городской телефон доверия — 30-71-71.

Телефон кризисного отделения краевого центра помощи семье и детям — 30-28-27.

Телефон центра «Не одна» — 8-914-161-93-09.