Чтение — это парный танец

В декабре хабаровчанки Анастасия Зарецкая и Дарья Уланова побывали на Всероссийском форуме молодых писателей «Липки». Кроме мастер-классов и разборов, их ждали встречи с именитыми литераторами.

Одна из них, Яна Вагнер, чей роман «Вонгозеро» переведен на 12 языков и лег в основу нашумевшего сериала «Эпидемия», беседовала с начинающими коллегами из разных уголков страны полтора часа. И разговаривали в основном о читателях: должны ли они объективно оценивать литературу, есть ли у них уровни и почему их никогда не нужно держать в уме при написании нового романа.

Если искры не летят…

— Яна, признание хороших текстов классикой — это дело вкуса или все-таки существует некая объективная характеристика?

— Дело в том, что чтение — это парный танец. То, что кажется безусловным шедевром половине человечества, давно признано и занесено во все хрестоматии, вам лично может оказаться настолько не близко, что вы скажете: для меня эта книга плохая, она не делает меня счастливым.

У каждого из нас есть собственный набор инструментов, с которым мы подходим к тексту. И в том месте, где совпадают текст и читатель, летят искры и начинается честное счастье. Читать надо только ради этого. Если искры не летят, не мучайтесь, друзья. Есть очень много других произведений.

— Но всегда ли нужно идти на поводу своего вкуса? У нас есть читательский клуб, мы взяли «Пустые поезда» Данилова. Изначально это была не моя книга, и если бы не задание, я бы сразу бросила. Но когда дочитала, ни разу не пожалела: для меня открылись новые горизонты.

— Может, иногда и нужно бороться со своим вкусом. Я бы искала проводников, если хочется расширить набор своих читательских навыков. Потому что чтение — это тоже определенное мастерство. Есть читатели первого уровня, а есть 80-го. Разумеется, можно этому учиться, если есть профессиональная необходимость, желание или амбиция. Тогда надо найти человека, с которым можно про это поговорить. Чтобы он заразил вас своим энтузиазмом.

Котика жалко!

— Большое спасибо за ваш новый роман «Тоннель», сейчас я где-то на середине. Но мне рассказали про судьбу котика. И в связи с этим вопрос: учитывая, что в романе и так есть чем удержать напряжение, не считаете ли вы беспомощного котика среди застрявших героев запрещенным приемом?

— Вообще, всякий художественный текст задуман для того, чтобы манипулировать читателем и его эмоциями, подтолкнуть к каким-то мыслям и выводам. В этой схватке все средства хороши: тут уж какие есть под рукой, те и используешь.

Еще могу оправдаться тем, что тоннель — это в общем-то среднестатистическая московская пробка. Было бы трудно представить, что там нет ни детей, ни котиков, а есть только не очень симпатичные люди, чтобы нам было не так боязно прочитать, что с ними случилось. Страшные истории требуют от автора определенной безжалостности к персонажам.

— Как вы представляете вашего читателя?

— Вы знаете, я не держу его в голове, когда пишу. Потому что это абсолютно гиблая задача: нет никакой нужды и смысла представлять себе какого-то конкретного читателя или какую-то группу и пытаться угадать, чего они ждут от текста, что доставит им удовольствие, а что не доставит. На мой взгляд, это тупиковый путь, потому что писатели придумывают свои тексты в первую очередь о том, что волнует их самих.

Как бы мы ни жалели, но задача, которая стояла перед литературой в XIX и даже XX веке, назидательная, проповедническая в каком-то смысле, исчезла. Писатель больше не мудрец, он не стоит выше своего читателя. Сегодня он может пригласить к разговору, поставить вопрос, но не дать ответ.

Всегда есть кто-то выше

— После успеха сериала «Эпидемия», когда о вас все заговорили, вам стало легче дальше писать? И как вообще это на вас повлияло?

— Нет, писать легче не стало, потому что мне никогда не было просто. Я всегда пишу очень долго, мучительно — с «Тоннелем» сидела пять лет, например. Есть прекрасные писатели, способные написать один, а то и два хороших романа в год. Очень им завидую, но я так не умею: медленно думаю, медленно формулирую,

Поэтому «Вонгозеро» никак не повлияло и на то, насколько я уверена в себе как автор. Я не уверена по-прежнему. Да, наверное, есть ощущение, что, если напишу хуже, чем могла бы, у меня все равно эту книжку возьмут в печать. Знакомые имена продаются лучше, чем незнакомые. Но всегда есть те, кто выше, лучше и больше тебя. Особенно в литературе, где столько гениев. Так что никакой сиюминутный успех, громкие события, связанные с экранизациями, не делают тебя человеком, равным по величине твоему любимому писателю. И ты неизбежно сравниваешь себя с ним каждый раз, когда сидишь ночью зареванная у компьютера.