«Мамай» — хозяин ночи

Ночные вылазки штурмовиков группировки войск «Восток» превращаются в искусное оружие скрытности и стремительных ударов, кардинально меняя правила игры.

Ночь над позициями густая и тревожная. Мамай лежит на холодной земле, рядом замерла его группа. Высоко в небе скользит дрон, и каждый понимает: сейчас их время.

До того как стать военным, Мамай жил в небольшом поселке Новоуральске и работал на стройке, где быстро заслужил уважение коллег. Руководство доверяло ему даже обучение студентов местного техникума. Службу по призыву он проходил в мотострелковой части на Дальнем Востоке, где получил навыки военного ремесла. После демобилизации вернулся домой, создал семью. Когда началась СВО, решение подписать контракт принял быстро.

— Не ради денег я здесь, — говорит он. — У меня был личный пример: мой прадед прошел Великую Отечественную войну, а дед воевал в Афганистане и тут, на СВО, где и погиб. Я понял: если могу быть полезен, — значит, должен идти помогать всей стране, как делали это мои предки.

Сначала было обучение: тактика боя, работа с приборами ночного видения, действия малыми группами. Затем начались первые рейды — тревожные, но вместе с тем незабываемые. Короткие стычки, длинные ожидания под гулом дронов закаляли характер воина. Он чувствовал, что продолжает путь семьи: истории прадеда о зимних атаках под Москвой и воспоминания деда о засадных обстрелах в Афганистане оживали в каждой личной операции. Постепенно Мамай привык к дисциплине штурмовой группы, где каждый отвечает и за себя, и за товарища, а доверие в бою важнее любых слов.

Эту операцию он помнит до мелочей, рассказывает о ней, словно заново проживает каждый миг. Выход назначили глубокой ночью. Группа двигалась по лесополосе цепочкой: пара человек впереди, остальные прикрывают и подтягиваются только после условного знака. Каждое движение было просчитано до секунды: шаг, пауза, короткий жест рукой или едва заметный свет фонаря вместо слов. Лес вокруг казался живым — потрескивали ветви, шуршала сухая трава, а над головой яркое, звездное небо. Мамай помнит, как берцы тихо ступали по земле: группа слилась с ночной тишиной, стала с ней единым целым.

На шлемах закреплены маломощные ИК-фонари, видимые только через приборы ночного видения. Для постороннего глаза они незаметны, но в зеленом свете ПНВ каждый сигнал читается чётко: короткая вспышка — «вперед», двойная — «стоп», серия — «опасность». Такой световой язык заменяет голосовые команды и экономит радиосвязь, чтобы не засветиться. Иногда фонарь поворачивают слегка в сторону, давая знак только следующему воину. Эта молчаливая азбука ночи понятна лишь своим.

— Самое сложное — не ускоряться, — говорит Мамай. — Тело тянет вперед, кровь гудит в висках, а ночь требует тишины и выдержки. Здесь побеждает не тот, кто быстрее, а тот, кто умеет ждать и двигаться в ритме темноты.

Перед линией соприкосновения солдаты разложили дымовые шашки. Густое белое облако прятало силуэты и закрывало картинку для тепловизоров и дронов. Враг оказался слеп и глух — его приборы не показывали ничего. Штурмовики шаг за шагом под прикрытием дыма сокращали расстояние до противника, пока не застали его врасплох. После короткого знака Мамая группа сорвалась в атаку. Вспышки автоматных очередей, две гранаты по опорным точкам, светошумовая — и через минуту бой шел внутри полуразрушенного дома. Там нашли недоеденные консервы, рюкзаки — следы поспешно брошенной позиции.

— Главное — скорость и неожиданность, — объясняет Мамай. — Даже если враг знает, что мы выйдем, он не угадает точного часа и минуты. Мы приходим тогда, когда он меньше всего готов. Это всегда игра на опережение, — не дать отдышаться и лишить возможности собраться с силами. Операция заняла меньше часа, но каждое мгновение было насыщено событиями. Самая большая радость — все вернулись живыми.

— Вот это настоящее счастье, когда идешь в ночь, проходишь через страх и тишину и возвращаешься утром вместе со своими товарищами, — говорит командир после напряженного боя.

Снаряжение в таких выходах играет не меньшую роль, чем оружие. Мамай показывает свой «пончик» — плащ-пончо из фольги и термоодеяла, который в сложенном виде не больше кулака и всегда лежит в разгрузке. Он отражает до 90 процентов инфракрасного излучения, рассеивает тепло тела и делает человека почти невидимым для тепловизоров и дронов.

— Эффективность — на все сто. Враг раньше времени нас не замечает, — уверенно говорит Мамай, поправляя ткань на плечах и демонстрируя, как под ней пропадает даже яркий след ладони.

Перед штурмом каждый тщательно проверяет снаряжение: нет ни единого открытого участка тела, все молнии и манжеты подтянуты. Иногда приходится лечь в яму и укрыться полностью — даже если дрон зависает сверху, теплового пятна не видно. Воины тренируются заранее: учатся дышать медленнее, чтобы в холод выдыхаемый пар не выдавал их. Ночью «пончик» работает безотказно, превращая людей в тени, растворенные в земле и темноте.

За холодной техникой и военной выучкой всегда стоит тепло семьи. У Мамая жена и трое детей — сын и две дочери. Уже больше двух месяцев он не видел их, но старается звонить при каждой возможности.

— Звоню — вроде все хорошо. Но чувствую, что скучают. И я скучаю. Ради них держусь, — признается воин.

Иногда разговоры с домом получаются совсем короткие — связь прерывается, шумит ветер, дети торопятся рассказать все сразу. Он ловит каждое слово, интонацию. В этих минутах — опора, сила и напоминание, ради чего стоит держаться. В редкие минуты тишины Мамай представляет, как открывает дверь, дети бегут навстречу, сын крепко обнимает его, дочки что-то рассказывают, перебивая друг друга, а жена ставит на стол горячий ужин. В углу — рисунки детей, приготовленные для него, а на подоконнике кактусы, которые они когда-то сажали вместе. Мамай не скрывает: ночные вылазки — испытание характера.

— Конечно, хочется закончить войну. Но пока мы должны идти до конца. Для нас это и работа, и азарт, и адреналин, — признается опытный воин.

В каждом его шаге чувствуются выучка и спокойствие человека, прошедшего многое. О будущем он говорит без долгих рассуждений:

— Победа, а потом домой.

Он поправляет «пончик», привычным движением проверяет автомат и добавляет:

— Вот ради этого я и иду. Ради того, чтобы вернуться и просто жить, обнять детей, сесть за стол с семьей и снова почувствовать себя дома.

.