Риск как часть повседневности

Смертельно опасные ситуации на линии боевого соприкосновения регулярно возникают у каждого военнослужащего, находящегося там.

И как себя поведёт человек, предсказать невозможно. Зачастую на принятие решения есть лишь миг и вдумчивый анализ обстановки невозможен. В такие моменты действия определяются боевым опытом, настроем, быстротой реакции. И хотя влияние случайных факторов тоже имеет место, основным будет тот багаж, который человек приобрёл на жизненном пути.

Случаев, когда грань между жизнью и смертью очень тонка, у стрелка мотострелковой роты гвардейского соединения с Сахалина с позывным «Байкал» было немало. Один из них связан с попавшим в беду товарищем. 

«Сюда не идите, здесь мины» 

В тот вечер Байкал с Чипом в сумерках пошли на «ноль» за боекомплектом, водой и продовольствием. Находясь у блиндажа, где был оборудован склад в лесополосе, парни услышали звук взрыва и крики.

– Бахнуло где-то у соседней лесополосы, – рассказывает воин. – Побежали сразу туда, там ещё двое наших на помощь пришли. К подорвавшемуся в поле Морячку, метрах в шести от лесополосы, Брус пошёл первым, я за ним, потом Чип и Старый.

Было уже темно, а состояние раненого требовало немедленной эвакуации. Идущий первым боец сам подорвался на подходе и теперь спасения ждали уже двое.

– Меня контузило взрывом, в глазах звёздочки, увидел только, что Брус падает вперёд. Все чуть отошли, и, когда я пришёл в себя, сразу двинулся к нему. Посветил фонариком перед собой – оказалось, до места последнего взрыва мы умудрились мимо трёх мин пройти и не зацепить. Они были поставлены в шахматном порядке.

Осознавая, что дальнейшее приближение к Брусу неизбежно увеличит число раненых (разбросанный валежник делал невозможным сколь-нибудь быстрый поиск мин. – Авт.), сам пострадавший сказал бойцам: «Сюда не идите, здесь мины», и попросил, чтобы на проверенное место положили носилки, он сам на них заберётся. Эта часть операции прошла успешно, но оставался ещё Морячок, лежавший дальше.

– К Морячку заходили с другой стороны. Сделали крюк, метров сто, но другого варианта не было. Привязали верёвку к рюкзаку, я на корточках донёс его до раненого. Помог ему надеть рюкзак, и осторожно двинулись к дороге. Я подсвечивал путь, чтоб опять не подорваться. Уже совсем темно было и использование даже маленького фонарика могло привести к миномётному обстрелу. Но всё обошлось. Когда человек в беду попадает, ты не о риске думаешь, а о том, как его спасти в первую очередь. Мы ж понимали, куда приехали, риск здесь – часть повседневности. Моя совесть не позволила поступить иначе.

 На войну пошёл сам 

Родной брат Байкала получил повестку сразу после объявления частичной мобилизации. Сам он отправился в военкомат в первое же воскресенье и добился оформления на военную службу как добровольно мобилизованный.

– Брата в итоге по состоянию здоровья не взяли, а я через неделю улетел с Сахалина. За лентой меня и ещё восемь человек из моего города распределили в разведвзвод мотострелкового батальона. Потом был полигон, позиции на второй линии обороны, и в начале января мы зашли на передок.

В подразделении были люди, которые имели боевой опыт, что позволило предотвратить потери. Военнослужащие подразделения, находившегося там, за двое суток передали позиции батальону Байкала и убыли в тыл.

– Мы, разведка, первыми зашли и на «Вьюн», и на «Головастик». Потом опорники начали наполнять мотострелковые взводы. На первых порах помогали советы Ветра, который успел повоевать в Афгане и Чечне, и других опытных людей. Благодаря их объяснениям мы понимали, чего примерно ожидать и какие можно принять меры предосторожности. 

Первый обстрел 

Знакомство с воздействием артиллерии противника состоялось у Байкала в первые дни. За «Головастиком» находился карьерный экскаватор, куда он бегал «ловить» связь, чтоб родные не волновались. Выбор места был обусловлен возможностью находиться там незаметно для вражеских наблюдателей. Однако в тот раз его перемещение засекли:

– Только-только созвонился с родителями, как слышу незнакомый звук. Далёкий, но жёсткий. Потом свист и моментальный удар, всё в искрах сразу. Я не понимаю, что случилось, внутри ржавчина слетела со стенок, всё в тумане. Хватило ума понять, что вслед за первым будет и второй выстрел. Укрылся в машинном отделении, там металл хороший. Тут второй прилёт, всё то же самое.

После второго попадания Байкал побежал на свою позицию. Под ободряющие крики однополчан он благополучно добрался до окопа. Третий снаряд лёг за спиной Байкала, и позицию накрыло облаком пыли.

– Всего семь «прилётов» было. Огонь вела гаубица. Так я узнал, что такое артиллерийский обстрел. Позднее только осознал всё, тогда ничего особо не понял.

Постепенно все в подразделении привыкли к обстрелам, они стали неотъемлемой частью боевой работы. Восприятие артогня как обычного элемента обстановки позволило бойцам действовать обдуманно и эффективно, не поддаваясь панике или адреналиновой эйфории.

– Потом прорабатываешь свои действия на автомате. Идёшь по траншее, сидишь в блиндаже, стоишь на позиции, ты чётко знаешь, что будешь делать, если услышишь «выход» (выстрел. – Авт.). А когда начинается обстрел, ты сосредоточен на выполнении этих действий и благодаря концентрации ни страх, ни адреналин не могут привести к каким-то нелепым движениям. Получается, на передке твоё сознание будто раздваивается, и мыслительный процесс идёт параллельно. Тут ты болтаешь, смеёшься, на вопросы отвечаешь, но в тот же самый момент уже понимаешь, куда надо бежать, если начнётся. 

Перестроиться на атаку 

Отвечая на вопрос, что стало самым тяжёлым для него на войне, Байкал называет адаптацию к атакующим действиям после затяжного периода обороны, а также привыкание к новому коллективу после перевода в другое подразделение

– При штурмовых действиях совсем другая жизнь. И для успеха ты должен научиться даже думать по-другому. С новым коллективом тоже непростая история. Не знаешь, кто и как ведёт себя в боевой обстановке. Сможет ли человек рискнуть собой, чтобы тебя раненого вытащить? А это влияет на возможность сконцентрироваться на задаче и на успешном её выполнении, – говорит боец. 

Пришлось отойти 

Боевые действия предполагают, что грамотные командиры чутко реагируют на изменения обстановки и при необходимости маневрируют силами, не допуская неоправданных потерь личного состава. Боевую задачу, которую Байкал называет самой сложной за время службы, он запомнил надолго:

– Это уже после первой контузии было. Под Новомихайловкой мы пошли проводить разведку боем. Воронка была последним укрытием перед домами. Неделю назад снимали с воздуха и сказали, что там есть блиндаж и нам надо закрепиться. Сначала шли по лысой лесополосе, а последние семьдесят метров – вообще по дороге. Добрались благополучно, я занял позицию на срезе ямы, чтобы при появлении противника не дать ему подойти. Даже перестрелка небольшая у нас с вражеской пехотой была там.

Блиндажа к тому моменту уже не существовало, укрыться 11 бойцов могли только в воронке. Когда парни пришли на место, по ним открыли огонь вражеский танк и АГС. Дальше группа двигаться не могла – всё простреливалось, в том числе стрелковым оружием. Люди рассредоточились по яме, чтобы уменьшить потери. Через несколько минут прилетел дрон с устройством для сброса и скинул на бойцов два ВОГа.

– Стреляли по нему, но не попали. После сброса ранена была уже большая часть группы. Целыми остались трое, включая меня. Понимаем, что уже всё и мы там ничего не сделаем. Вышли на командование, доложили обстановку и получили «добро» на отход и эвакуацию «трёхсотых». Но выйти не можем, всё под обстрелом. И тут «заговорил» наш миномёт. Другого шанса уже не было, и мы пошли.

Миномётчики попали в цель, поэтому полминуты враг молчал. Этого времени хватило, чтобы группа вышла из воронки со всеми ранеными. Последним выходил Байкал.

– Только выхожу из воронки – сзади прилетает «кассетка». Добежали до лесополосы, вторая прилетела перед нами, ещё кого-то ранило. Третья за нами легла. Повезло, что в этой лесополосе, где от деревьев только стволы голые остались, всё взрывами разнесено, были лисьи норы. Мы в них и укрылись, сначала раненые, потом целые. Дождались завершения обстрела и по два – три человека откатились на точку эвакуации, – вспоминает воин.

Когда первая группа отошла, Байкала, который не получил ранений, направили на эвакуацию бойца из другой группы, ожидавшего помощи в той же лесополосе. По прибытии в нужный блиндаж он оценил обстановку: «Там несколько раненых было. Их по очереди отправляли с сопровождающим. А я вижу – за докладом по рации о выдвижении сразу начинает вэсэушный АГС работать. Значит, нас слушают. Тут мой черёд подходит, и я говорю старшему, чтоб не докладывал, а дал нам метров на сто пятьдесят отойти сначала. Дошли спокойно, пара за нами таким же способом двинулась». 

Газы! 

На очередной задаче по закреплению силы киевского режима атаковали полуразрушенный блиндаж Байкала боеприпасом со слезоточивым газом. Это произошло во время ротации, когда на смену дежурившим там же разведчикам должна была прийти новая группа.

– До нас успел дойти только старший их группы. В этот момент пространство начинает заполняться газом. То была не «дымовуха», а именно специальный какой-то газ белого цвета – глаза сразу «потекли», дышать невозможно, появился безумный кожный зуд на открытых участках кожи. Всю воду, которая у нас была, мы вылили на тряпки, прикрыли ими лица. Где-то двадцать минут так дышали, но все живы остались, – рассказывает солдат. 

«Жить будет» 

По возвращении после очередного ранения, а их у Байкала было четыре, его поставили на доставку боеприпасов на позиции и вывоз «трёхсотых». Тогда его батальон продвигался с боями в районе села Сухие Ялы.

– Едешь забирать «трёхсотого», отдаёшь его медикам, и они говорят, что жить будет. Это радует. Успел, значит. Другие подразделения ждали сумерек, чтоб эвакуацию провести, а мы и так работали. Ведь «трёхсотый» наш мог и не дожить до утра, требовалось срочно забрать, поэтому сел на «квадрик» и поехал…

По аналогии с окопной жизнью, управляя квадроциклом, Байкал в любой момент точно знает, какое действие следует совершить при атаке FPV-дрона: спрыгнуть ли с транспорта на ходу, загнать ли его в лесополосуили резко сманеврировать.

– Завожу человека и продукты в Сухие Ялы. Еду с тележкой вдоль Г-образной лесополосы. Поворачиваю и вижу FPV. И дрон меня видит, разворот на нас делает. Я выжал газ до максимума. Это спасло, коптер врезался в тележку – там всё дробью посекло, но мы целыми остались. 

Слуга царю, отец солдатам 

Байкалу довелось служить в подразделениях, командиров которых он считает офицерами с большой буквы. Эти военнослужащие умели добиться выполнения боевой задачи и при этом старались беречь своих подчинённых.

– Вот, взводный, Саня, Сто одиннадцатый, вечная ему память. Горжусь знакомством с ним и рад, что служил с ним. Он мог с одного края высоты бежать на другой край больше километра под обстрелом, чтобы узнать, что с его людьми, которые перестали выходить на связь. Комбат, Фаза – как раз тот, которого батей назвать можно. Мавр, командир роты, тоже поступал так, что его уважали в коллективе. Ещё Сокол, Запад. Это настоящие офицеры, хоть фильмы о них снимай. Общее у них то, что они не бросались выполнять задачу сломя голову в погоне за наградами, а обдумывали, не стесняясь спрашивать мнение подчинённых, и добивались выполнения приказов с наименьшими потерями. 

Выполнить приказ с умом 

Любую поставленную задачу Байкал сначала обдумывает, определяя оптимальные пути достижения цели. При выполнении задачи он не боится брать на себя ответственность, если изменение обстановки требует отступления от предписанных командиром условий:

– Заводил на позицию семерых. Командир один требовал от меня, чтоб я их «по свету» через поле вёл. На мотоцикле там недавно ездил, знаю место, там же дорога в один конец! Я умею ходить и заводить людей по «открытке», делал это не раз. Но и жив я до сих пор потому, что чувствую обстановку, постоянно её анализируя. Вот в тот раз никак нельзя было идти там. Я рассудил, что главная моя цель – довести живыми-здоровыми туда столько человек, сколько мне дали. И раз определённый командиром маршрут для этой цели не подходит, надо искать другой. В итоге повёл по лесополосам, вокруг поля. Всех довёл целыми и невредимыми. И получил в итоге замечание, что так сделал. Но это по сравнению с человеческой жизнью мелочь.

За более чем два года на СВО Байкал укрепился во мнении, что успеха в бою и уважения в коллективе добьётся только тот офицер, который слышит подчинённых. Для победы командиром нужно быть, а не казаться. И воевать, считает Байкал, нужно, не только опираясь на вызубренные постулаты, но постоянно обучаясь новому – самостоятельно, у опытных сослуживцев и даже у врага.

– Выучив стихотворение, поэтом не становишься, – говорит он. – Тут – то же самое. Я очень рад, что довелось послужить с настоящими командирами и у меня теперь есть примеры, эталоны. Очень грустно видеть, когда у вчерашнего выпускника училища самомнения намного больше, чем реального опыта и желания продолжать учиться военному делу уже здесь, на передке. 

Осознаю подвиг ветеранов 

Участие в боевых действиях изменило отношение Байкала ко Дню Победы. Теперь это не очередной праздник из списка, отличающийся от других парадами и салютом, а вызывающее душевный трепет событие.

– Раньше девятого мая мы просто собирались, выпивали и жарили шашлык. Теперь для меня та Победа написана всегда с большой буквы, и я осознаю подвиг ветеранов. Многие и многие наши предки были готовы отдать свою жизнь за то, чтобы мы с тобой жили. По-настоящему, как сами хотим, а не под чьим-то гнётом. Я сам прочувствовал, каково это. Тяжелее работы у меня не было, хотя трудился в своё время почти на всех рабочих специальностях. Я горжусь этим днём и безмерно благодарен тому поколению защитников Отечества, в том числе своему прадеду, у которого четырнадцать ранений! 

Будущему – быть 

После вопроса о будущем в беседе с Байкалом возникает пауза, несмотря на его убеждённость в необходимости каких-то отдалённых по времени целей даже в тяжёлой обстановке на передовой. Всё-таки мысли в основном связаны с насущными, неотложными задачами. Тем не менее недавнее радостное событие добавляет конкретные образы в ожидания от дней грядущих: «У меня сын в декабре родился. Как мне друзья говорили, так и получилось, что жизнь совсем по-другому с появлением на свет ребёнка ощущаешь. Инстинкт самосохранения, например, у меня проявляться чаще стал. И не факт, что сейчас я бы себя повёл в некоторых ситуациях так же, как год или два назад. Теперь чувствую ещё ответственность за жизнь и будущее благополучие сына. Ищу баланс в мировоззрении и своих привычках, потому что обстановка на личном фронте для меня изменилась существенно».