«Сохраняем веру и надежду…»
logo

Общество

«Сохраняем веру и надежду…»

Константин ПРОНЯКИН. фото из архива Александра АГИБАЛОВА

Ветеран СВО Александр Агибалов рассказал, как живут дальневосточники на передовой – о службе, боях и буднях.

Атаман Уссурийского казачьего войска советник губернатора Хабаровского края Александр Агибалов вернулся с СВО. Ещё в январе он подписал контракт и ушёл добровольцем в зону проведения специальной военной операции, служил разведчиком в отряде им. П.А. Судоплатова (БАРС-32).

Как отметил тогда губернатор Дмитрий Демешин, казаки – прежде всего воины, люди, которые во все времена служили Отечеству, вставали на защиту страны. Отправиться в зону проведения специальной военной операции – это поступок настоящего казака.

– Исторически так сложилось: и дед, и прадед, и отец – все в нашей семье были воинами, – сказал Александр Агибалов. - Из этого и выстраивается наша система воинского служения Отечеству. Сегодня казаки Уссурийского казачьего войска так же, как и другие воины, принимают участие в специальной военной операции. У нас более 1300 казаков Уссурийского войскового казачьего общества уже участвуют в специальной военной операции, каждый пятый из них – из Хабаровского края. Казаки всегда были первопроходцами, надёжными защитниками рубежей государства, беззаветно служили Отечеству. Эта миссия, возложенная на наши плечи столетия назад, продолжается и в наши дни. Президент страны и всероссийский атаман поставили перед нами серьёзные задачи, и мы, несомненно, их выполним!

Перед отъездом Александр Агибалов испросил благословение на ратное дело у правящего архиерея – митрополита Хабаровского и Приамурского Артемия.

– Казаки всегда служили Родине, ведь истинное казачество – это служение Богу, Отечеству, народу, – подчеркнул владыка, пожелав атаману Уссурийского казачьего войска помощи Божией и Покрова Пресвятой Богородицы в деле защиты нашей страны.

И вот атаман Уссурийского войскового казачьего общества вернулся домой!

Он награждён медалью Всероссийского казачьего общества «Казачья доблесть».

Заслуженная награда вручена за проявленное мужество и отвагу при выполнении боевых задач в ходе проведения специальной военной операции на территории ДНР и ЛНР, Херсонской и Запорожской областей.

Свою медаль Александр Агибалов получил на первом в истории Совете атаманов России от атамана Всероссийского казачьего общества Виталия Кузнецова...

Мы встретились с атаманом уже в Хабаровске и поговорили о ратной службе, казачестве и традициях.

– Александр, уходя на спец­операцию, воин выбирает себе позывной – это, так скажем, его стержень, определённое состояние души, с которым он идёт на подвиги. Какой позывной вы себе избрали?

– Мой позывной был «Аскет». И это не просто красивое или случайное слово. Для меня это символ глубинного внутреннего состояния, некий переход от привычной мирной жизни, от гражданских обязанностей к абсолютно иной, военной реальности, когда ты сознательно уходишь в полную неизвестность.

Аскет не страшится суровых условий бытия, постоянной, ежеминутной опасности, осознания предельной близости смерти. Но, несмотря на все эти нечеловеческие трудности и испытания, он продолжает оставаться верным традициям казачества и православной вере. Это в то же время и мощный внутренний стержень, который позволяет не сломаться под давлением обстоятельств, сохранять стойкость духа и чётко выполнять все поставленные бое­вые задачи. Ведь там, на передовой, смерть буквально на расстоянии вытянутой руки...

– Вы сразу отправились на позиции или прошли спецподготовку?

– Я прошёл полноценный курс молодого бойца. Жили мы, к слову, в блиндажах, несмотря на то, что неподалёку располагался отапливаемый лагерь. Представьте себе: зима, холод, а мы в землянках. Почему так? Причина проста: постоянная ракетная опасность. Увы, прецеденты уже были…

Наш распорядок дня был строгим и изнурительным. Ранним утром – получение в комнате хранения оружия (КХО) автомата, бронежилета, каски. Затем – в столовую. И после этого – сразу 5-километровый марш-бросок на полигон. Там проходили интенсивные занятия по стрельбе, тактике, инженерному и минно-взрывному делу. К обеду – снова марш-бросок на пять километров. Пообедали – и вновь на полигон, вновь стрельбы. И так каждый день, без выходных и проходных.

Конечно, зимние условия накладывали свой суровый отпечаток. Причём это не та морозная зима, к которой мы привыкли на Дальнем Востоке. Была слякоть и непролазная грязь. А что такое марш-бросок по такой распутице? Ты идёшь в сапогах, и на каждой ноге налипает по пять-семь килограммов глины. Неудивительно, что кто-то физически не вытягивал такой курс. Их, разумеется, отправляли домой… Это были совершенно разновозрастные люди, многие из которых просто не были готовы к таким нагрузкам.

На самом деле ежедневные марш-броски – это своего рода естественный отбор, барьер для тех, кто в реальных боевых условиях не сможет выполнять задачи даже на базовом уровне физподготовки. На фронте ведь нет нянек, там всё нужно делать самому и предельно быстро. Я прекрасно это осознавал, поэтому ещё до ухода на СВО прошёл углублённый трёхмесячный курс подготовки в центре «Воин» в Хабаровске. Эти занятия, к слову, прошли и мои заместители, и весь штаб Уссурийского казачьего войска. Инструкторы с боевым опытом гоняли нас с полной загрузкой – в броне, с оружием; мы штурмовали окопы, отрабатывали тактические манёвры, эвакуацию раненых. Потов, что называется, сходило десять ручьёв!

Поэтому, когда я прибыл в учебный лагерь, ежедневные занятия для меня не шли с чистого листа, уже имелась определённая база. Конечно, для человека с гражданской, кабинетной работой перестроиться тяжело, организм адаптируется долго, особенно когда условия тренировки максимально приближены к боевым…

Там встретил большое количество казаков из самых разных войск, в том числе из Терского и Кубанского. И хоть все мы ходили в уставной форме и бронезащите (в кубанке ведь по полигону не побегаешь), тем не менее вечером или утром мы всегда встречались в полевом храме. Рослый, с бородой, в храме – почти наверняка казак. И сразу возникало это безошибочное понимание: кто есть кто, на кого можно положиться, кто свой…

Дальше наша группа переместилась ещё ближе к линии бое­вого соприкосновения. Там нас ждали буквально три дня интенсивной боевой подготовки и занятий по тактической медицине – и снова в путь. К основному месту службы мы прибыли уже в ночное время.

– И как вы оказались в разведке? Вы же уходили на спец­операцию стрелком – помощником гранатомётчика...

– Именно так. Мы оперативно выгрузились из «Урала», сразу же построились в укрытии. Вскоре к нам прибыли несколько отцов-командиров. И вот первый, с кем мне довелось познакомиться, был как раз командир разведроты. Хотя поначалу мы и не знали, кто он, – кругом стояла кромешная темнота, рядом громоздились броня, личные вещи, рюкзаки.

И вдруг послышался призыв: «Ну что, бойцы, кто готов пойти ко мне в разведку?! Скажу сразу – это опасно, за нами охотятся, шансов остаться в живых немного, но служба в разведке – это высокая честь!» Все опустили головы. А я подумал: «Кто, если не я?» И твёрдо ответил: «Готов!» Это решение предопределило весь мой дальнейший путь… В конце концов, кто из нас не мечтает служить в разведке?

Царствие Небесное нашему командиру – он был настоящим казаком, Воином с большой буквы.

– Что запомнилось в первые выходы на боевые задания?

– Самое ценное, чему я научился, это умению мгновенно переключаться с мирной жизни на военную, осваивать все тонкости на ходу. Вчера ты был гражданским, а сегодня твоя жизнь и жизни товарищей зависят от твоей реакции, от умения действовать молниеносно.

Но самое страшное – это потеря друзей, с кем прошёл учебку», с кем делил тяготы службы. К этому нужно быть готовым, хотя боль от утраты всегда остаётся…

Почему на СВО нет имён? Это, прежде всего, в целях безопасности. Я, к примеру, заходил в подразделение абсолютно конфиденциально. Вражеские СМИ уже активно распространяли слухи о моём появлении на соседнем направлении. Нельзя было допустить утечки информации о том, что прибыл войсковой атаман – советник губернатора. Это неминуемо сделало бы меня первоочередной целью для ДРГ (диверсионно-разведывательной группы ВСУ) и последующих информационных атак со стороны ЦИПсО (центра информационно-психологических операций). На лицах у нас были балаклавы, а вместо имён и фамилий – позывные.

Со многими ребятами, близкими по духу, настоящими братьями-казаками, ты сближаешься за считаные дни службы. Кажется, что знаешь всю их жизнь, понимаешь с полуслова. И когда по рации слышишь о потерях, о гибели своих, становится невыносимо тяжело...

Помню первый заход – едем в абсолютной темноте, без фар, по нарастающей раздаётся пронзительный писк «Булата» (детектор, способный обнаруживать БпЛА), сигнализирующий о приближении нескольких FPV-дронов. А это означает лишь одно – на хвост сели камикадзе, заходят на атаку. Затем – крепкое словцо водителя «буханки», который, по крайней мере, должен доставить тебя до точки высадки, манёвры, работа системы радиоэлектронной борьбы. Ощущаешь свою полную беспомощность, когда едешь в этой машине под огнём. Остаётся только одно – молиться… А по прибытии твоя задача – максимально быстро выгрузиться и выдвинуться в указанный квадрат. Ни секунды не мешкая.

– Чем занимается сегодня разведка?

– Задачи разнообразные: оперативный сбор разведывательных данных, обнаружение целей и корректировка огня, сопровождение и координация действий штурмовых групп, разминирование и минирование территорий, уничтожение позиций противника, а также поисковые операции и многое другое. Это постоянная, кропотливая и крайне опасная работа, требующая предельной внимательности и профессионализма.

– Многие задаются вопросом: с чем приходится сталкиваться на передовой? 

– Если раньше минирование было относительно незамысловатым – скинули «лепестки», какие-то стандартные мины, – то теперь противник маскирует их буквально под всё: замазывают грязью, приклеивают траву, прикрывают корой дерева, искусно камуфлируют под камни и даже кусты. То есть противостояние вышло на совершенно иной, более коварный уровень. От наших бойцов требуется предельная концентрация, умение просчитывать действия противника на два-три шага вперёд, придумывать нестандартные решения для успешного выполнения боевых задач.

Плотность их атак невероятно высока. Бывало, что за сутки по нам отрабатывали до двух десятков FPV-дронов, методично и настойчиво разбирая укрытие «по брёвнышку», чередуясь с вражескими обстрелами артиллерии и танков. Именно в такие моменты и происходит настоящая проверка твоего характера, твоей воли к победе.

Зачастую путь от места выгрузки до «точки» растягивался на несколько километров по заминированным полям, над которыми постоянно барражируют в «свободной охоте» вражеские FPV, дроны-разведчики… Ты должен не просто преодолеть это расстояние в полной экипировке, но и, в случае атаки, интуитивно предугадать и уйти с траектории поражения дрона-камикадзе, вовремя заметить искусно замаскированные мины-ловушки противника… В этих условиях задача номер один – добраться до места живым и выполнить боевое задание.

И когда ты, наконец, добираешься и буквально ныряешь в спасительный блиндаж, находясь в каком-то полубессознательном состоянии, потому что ощущаешь не столько стресс, сколько сверхчеловеческую физическую и моральную нагрузку, – тогда особенно остро чувствуешь ценность братства, видишь ребят, готовых прийти на помощь, вытащить из-под обстрела, рискуя собственной жизнью, разделить последнюю пайку хлеба или глоток воды.

Если у кого-то возникают какие-то проблемы, все без исключения помогают.

Я не припомню, чтобы мы даже по позывным обращались в нашем расчёте, настолько сроднились, пройдя эти огненные испытания. «Брат» – для меня это не просто формальное обращение. Брат на передовой – это действительно самый близкий человек, с которым ты на позиции вместе подвергаешься смертельной опасности, плечом к плечу выполняешь поставленную задачу.

Я до сих пор с ребятами на связи, поддерживаем постоянный контакт…

– Знаю, вы получили несколько контузий. Как это было?

– Первая контузия… это было в феврале. В тот период на нашем участке фронта противник держался очень плотно. В ходе боев в нашей группе трое получили ранения. А у меня контузия. Можно сказать, Бог отвёл. Всё обошлось. Мы смогли выехать с позиции. Но даже во время эвакуации нашу машину посекло осколками, водителя ранило… Не хочу вдаваться в детали, есть моменты, о которых тяжело говорить. Царствие Небесное командиру разведроты и всем павшим братьям-казакам. Их подвиг навсегда останется в наших сердцах.

– Чему радовались на передовой?

– Радость на боевых позициях – она особенная, не похожа на мирную. Радуешься, когда удаётся выбраться с позиций в пункт временной дислокации (ПВД) на короткую побывку. Это, по сути, наш небольшой «тыл», в паре десятков километров от линии боевого соприкосновения. Как правило, выходы были «по-серому», то есть в сумерках – либо перед рассветом, либо сразу после заката, буквально 30-40 минут, когда можно проскочить более-менее незамеченными. В это время дневная оптика противника уже плохо видит, а для ночной ещё не хватает полной темноты. Каждый такой выход – маленькая победа.

Радуешься, когда слышишь, как вражеский FPV-дрон взрывается где-то в стороне, а не попадает в цель. Это значит, что наша система радиоэлектронной борьбы отработала, спасла наши жизни.

Приезжаешь в ПВД в четыре-пять утра, снимаешь броню… И самое удивительное, что ты не бежишь первым делом мыться, смывать полумесячный слой грязи и пыли. Нет. Ты просто сидишь. И всё переосмысливаешь. В этот момент приходит осознание: «Выжили, выбрались… Слава Богу!» И тут же тянешься к телефону, чтобы написать родным: «Жив-здоров… Появилась в бункере связь… Также сижу в штабе писарем». Это такая наша общая «легенда» – чтобы наши родители, жёны, дети не волновались. Так, как правило, писали все…

На фронте крайне важно гуманитарное обеспечение. Те же открытки, нарисованные детскими руками, невероятно греют душу, греют сердце. Окопные свечи – они спасают в буквальном смысле! С их помощью можно разогреть еду, растопить снег для воды, подогреть воду для чая. И в короткие часы сна вместо того, чтобы стучать зубами от холода, можно согреться у маленького пламени окопной свечи. Всё это дорогого стоит! Каждая посылка, каждое письмо – это мощная поддержка.

– Вас изменила специальная военная операция?

– Несомненно. Стал совершенно по-другому смотреть на жизнь, иначе мыслить. Приобрёл ещё большую жёсткость и дисциплинированность. На фронте происходит глубочайший психологический перелом. Там ты осознаёшь: шанс на возвращение порой ничтожен, смерть дышит в затылок. Каждый день становится целой жизнью, сосредоточенной лишь на одном – на выполнении боевой задачи. Это перестраивает тебя до самых корней, до последнего нерва. Организм работает на пределе человеческих возможностей.

Обостряются все чувства, реакции достигают немыслимого уровня. Едва уловимое движение в небе... Малейший «выход» артиллерии или танкового залпа – и тело уже инстинктивно пригибается, ища укрытия от осколочного поражения. В последний миг можно уловить слабый проблеск светодиода дрона-камикадзе, затаившегося на дороге, или различить характерный визг БпЛА, несущего смерть с высоты. И в эти доли секунды необходимо принять единственно верное решение. Всё это мобилизует до предела, держит в постоянном, истощающем напряжении, не позволяя расслабиться ни на мгновение.

– Теперь у вас контракт закончился?

– Да, я завершил службу по контракту. Но планы были иными: продолжить службу, взяв небольшой отпуск, чтобы успеть к рождению дочери, далее пройти реабилитацию и вернуться в строй уже на следующий контракт. Неоднократно подавал рапорт о продлении, ведь не мог оставить боевых товарищей и тот ценный опыт, что приобрёл на передовой. Супруга поддержала меня в этом решении. Однако всероссийский атаман, оценив ситуацию, принял другое решение. Сейчас предстоят операция и восстановление, а затем – возвращение к службе, уже в должности войскового атамана.

– Какие изменения ждет уссурийское казачество после вашего возвращения?

– Продолжим курс на боевую подготовку казаков, системное воспитание молодёжи, а также усилим поддержку семей участников СВО. Эта помощь очень важна. Знаете, одно дело, когда ты со стороны всё это наблюдаешь, а совсем другое – когда ты сам побывал на передовой. Совсем по-другому мыслишь, понимаешь, что необходимо в первую очередь.

Что касается подготовки – каждому на уровне автоматизма необходимо уметь оказать самому себе первую помощь, быть отлично подкованным в огневой подготовке, хорошо знать минно-взрывное дело. И заниматься самоподготовкой. Это то, о чём мы говорим постоянно: казаки – это воины. Они с детства готовятся встать на защиту своего Отечества. С детства оттачивают боевые навыки. Наша цель – создать сильное войско.

Как известно, хочешь жить в мире – готовься к войне. Сегодня сложная геополитическая обстановка в мире. У нас нет союзников. И если у нас сильная армия, тогда нас боятся, тогда с нами считаются. А чтобы была сильная армия, нужно не сидеть в стороне, а активно вступать в том числе в мобилизационный резерв. Ведь как человек становится мастером по стрельбе? Только за счёт постоянной практики. Как и любое спортивное упражнение, военная подготовка требует системных занятий.

С момента избрания меня в 2022 году на управление Уссурийским казачьим войском основной упор мы сделали именно на выстраивание системной боевой подготовки. Впервые в 2023 году были проведены масштабные войсковые военно-полевые сборы. Да, тяжело что-то создавать заново, особенно когда столько лет не было такой системной работы.

Пока я был на СВО, у нас продолжались военно-полевые сборы, уставные мероприятия... Команда работает, не останавливается. Такие же сборы должны проводиться в каждом округе, в каждом отделе…


Наш телеграм-канал @khabvesti (16+)