Звон столетних бубенцов

Какими были зимние праздники в Хабаровске больше ста лет назад? Мы восстанавливаем картины прошлого по старым газетным вырезкам, пожелтевшим фото и крупицам ценных сохранившихся воспоминаний.

Одни из самых ярких и подробных оставила Галина Григорович. Она провела в Хабаровске детство и юность, застав и царское время, и становление советской власти. На Дальний Восток, родину матери, ее семья вернулась с запада Российской империи в те годы, когда «строился мост через Амур — второй по величине в мире». А значит, речь идет о 1913—1916 годах. Тогда главным морозным торжеством, конечно, было Рождество.

Мощная, с тяжелыми ветками

«Два праздника в году были незабываемы: Рождество и Пасха, — писала она. — Рождество, как-то так повелось, считалось детским праздником. Те елки, которые мы сейчас покупаем своим детям в Москве, кажутся мне хрупкими тенями наших былых елок.

Было известно, что отец поехал за елкой. Через некоторое время начинались хлопоты, стук открываемых настежь дверей парадного входа, двери в остальную часть дома закрывались, просачивался морозный воздух, слышалась возня — вносили большое дерево — и, наконец, вся квартира наполнялась густым ароматом хвои: мощная, промерзшая таежная ель с тяжелыми ветками».

От нее мы узнаем, что в начале ХХ века у хабаровчан, в общем-то, было не принято наряжать елки вместе с детьми — они часто становились праздничным сюрпризом:

«У нас не делалось, как в иных семьях, секрета об украшении елки; у некоторых комната запиралась, взрослые тайком одевали елку и только в последний момент отворяли двери перед восторженными зрителями. У нас начиналась совместная работа. Может, эффект неожиданности и терялся, но зато была прелесть от процесса развешивания игрушек».

Ангелы, джигиты и мягкие звери

Игрушки отец Григоровичей выписывал из Петербурга по объявлению в журнале «Нива».

«Когда приходила посылка, нашему нетерпению и любопытству не было границ, — признавалась Галина. — Чего тут только не было, и как все было художественно!»

Первым, что она называла в длинном ряду этих сокровищ, были «полтора десятка изящных бонбоньерок».

― Бонбоньерки ― это красивые кулечки с лакомствами, которые были очень модными в нашем городе на рубеже XIX—ХХ веков, ― говорит научный сотрудник Музея ис-тории Хабаровска Татьяна Гринкруг. ― У нас в коллекции как раз есть такая: коническая, бежево-розовая, из соломки.

По ее словам, убранство первых хабаровских елок в основном было съедобным: они даже продавались в кондитерских магазинах. На ветки помещали яблоки (символы плодов райского сада), пряники, конфеты и золоченые орехи. Но во времена детства Галины Григорович сладости уже уступили место настоящей игрушечной феерии:

«Изящные фигурки в виде статуэток из папье-маше со сделанными «под фарфор» личиками, девочки, качающиеся на качелях, лихие джигиты в папахах и казакинах, мальчики возле снежных блестящих снеговиков, няни с младенцами, клоуны, фигурки бесчисленных национальностей, подсвечники в виде ангелов с медным шаром и, наконец, изумительные мягкие фигурки зверей. Каждая вещь, торжественно вынимаемая отцом из поставленной на обеденном столе коробки, вызывала взрыв восхищения и переходила из рук в руки».

Ждем нужную звезду

Но, что интересно, в воспоминаниях нет никаких детских восторгов по поводу подарков.

«Я не помню, чтобы на праздник нам дарили подарки, разве что книгу. Но гора мешочков, рассчитанных и на нас, и на наших гостей, лежала целым снопом у подножия елки», — вот, собственно, и все. Гораздо больше внимания уделено долгому предвкушению застолья:

«В сочельник мы долго томились в ожидании обеда, так как не полагалось есть «до звезды». Звезды давно мерцали за мерзлым стеклом, а мама, припозднившись, все не позволяла садиться, а на наши возмущенные доказательства, что звезды уже давно зажглись, говорила: «Это еще не та звезда, нужна Вифлеемская».

— Да как ее отличить-то? — нетерпеливо спрашивали мы.

— Она самая яркая.

Наконец, когда все уже было готово, мама показывала нам на какую-нибудь звезду и говорила: «Вот та — Вифлеемская». Нам казалось, что мы уже ее видели, но мама говорила так убежденно, что мы свято верили».

Бывала маленькая Галя с другими детьми и на городской елке в Общественном собрании: туда, как и сейчас на утренники, покупались билеты. Впрочем, мечтали они вообще-то не о детском гулянье, а о… пути туда:

«На углу нашей улицы стояла «биржа» извозчиков. Проходя с мамой это «заколдованное место», мы ежегодно пребывали в робкой надежде, не согласится ли мама на поездку. Еще издали, на подходе, было слышно, как звенят бубенцы и переминаются на месте продрогшие лошади. Слышались, конечно, предложения со стороны извозчиков «прокатить».

— Мама! — хором молили мы мать.

— А сколько возьмешь до Общественного собрания?

Ответ извозчика обязательно сопровождался маминой не утешительной для нас репликой: «За такой пустяк и такая плата! Идемте, ребята!» И мы тоскливо бежали по хабаровскому морозу «пустяк» в несколько кварталов».

Что ж, эти детские мечты не сбывались, зато сбывались другие. А главное — всю рождественскую неделю горожане ходили друг к другу в гости, чтобы радоваться вместе.