Темы номера
Это заключительная часть рассказа об Александре Клементьевиче Черном — бывшем первом секретаре хабаровского крайкома партии.
В те годы компартии разных стран рассорились. Из-за того, что в СССР как-то не так строится социализм. Чтобы соблюсти принципы интернационализма, в край была направлена делегация французских коммунистов во главе со вторым секретарем ЦК ФКП Гастоном Плиссонье.
Хоть визит значился как частная поездка и вместе с французским секретарем приехали его жена и 20-летний сын, встречали его на высшем уровне. А.К. Черный каждый день был рядом, сопровождал в поездках. Ни на шаг не отходил и секретарь крайкома по идеологии Степанов, наш Владимир Ильич. Программу пребывания согласовывали с Москвой раз сорок, и не только в партийных инстанциях, но и в МИДе (все же, иностранец, хоть и коммунист), и в КГБ (хоть коммунист, но ведь из капстраны), и в Генштабе (а вдруг…, а мы над Амурским мостом пролетим, да еще на БАМ собираемся)...
И вот на ЯК-40 (неофициальном личном самолете первого секретаря) летим в Чегдомын. Короткая встреча с местным руководством — и на вокзал. А оттуда на мотодрезине в Сулук — детище и гордость краевой парторганизации. Как водится, прогулка по красавцу поселку, экскурсия в детсад, в клуб, в уже созданный местный музей славы. Там гостю предстояло расписаться в книге почетных посетителей краевой ударной стройки. С этой книги и начались наши несчастья. И надо же было Алексею Клементьевичу перед подписанием затребовать ее для просмотра?! Мамочки родные, от частого употребления и небрежения этот альбомчик превратился в букварь нерадивого школьника в конце учебного года. «Срочно заменить!» — следует команда секретарю парткома стройки. И «Продолжать осмотр экспонатов!» — это для директора музея. Она начинает тянуть время, так же, как известный экскурсовод в «Короне Российской империи».
Новый альбом найден, запись оставлена. Гостю объяснили: столь много было почетных посетителей, что уже второй том книги закончился, и он открывает третий. На память коммунисту-капиталисту вручают куртку бойца стройотряда, каску с надписью «БАМ» и удостоверение, что он «является победителем социалистического соревнования в честь...» Когда Черный увидел этакую запись... В общем, сие удостоверение открыло новую страницу наших злоключений. Но пока высокий гость и сопровождающие его лица проследовали в столовую. Обед был столь же великолепным, сколь и обильным. Дородная повариха в необычайно белоснежном халате на десерт собственноручно внесла торт в виде раскрытой книги. Хоть и весил он килограммов пять, но выполнен был очень искусно и выглядел аппетитно. Но покорные до сей поры французы наотрез отказались есть его сейчас. «Тогда я его вам с собой заверну», – безальтернативно решила хозяйка столовой и через несколько минут величаво внесла внушительных размеров коробку из-под зубной пасты «Мери» болгарского производства, для надежности туго перехваченную разлохматившимся шпагатом. «Вот в гостинице чайку попьете» – проговорила она, передавая через стол «сувенирчик». И я, и помощник Черного, и Степанов нагнули головы: зная крутой нрав Первого, мы понимали, что наказания нам за такое гостеприимство не избежать. Ах, кабы это было последним нашим злоключением!
На вертолете быстро перелетели в Ургал. Здесь была украинская вотчина, но, воспитанные одной партией, организаторы встречи повторили все то же самое. Правда, альбом для почетных гостей был у них поприличнее. И на обед нас тоже пригласили, несмотря на то, что мы только из-за стола. Откушав каждого блюда понемногу, гости похвалили для приличия эклеры, которые на местном диалекте назывались почему-то шанежками. Похвала подвигла директрису столовой, дородную хохлушку, на обычный для нас порыв щедрости: тут же был наполнен шанежками огромный прозрачный пакет килограмма на четыре. Хозяйка с теми же словами, что и ее сулукская коллега — «Чайку в гостинице попьете» — сунула в полутемном тамбуре-вестибюле подарок в руки растерявшемуся лидеру французских коммунистов. Тот, не зная, что с ним делать, передал его Алексею Клементьевичу. Черный, которого на подвластной ему территории смутить было действительно сложно, молниеносно, словно эстафетную палочку, перепоручил «сувенирчик» первому секретарю Верхнебуреинского райкома партии. Тот лучшего места ему не нашел, как только упрятать под полой своего пиджака.
Пока хозяева Ургала прощались, мы с помощником Первого и партийным головой района пытались упаковать подарки. Надо было видеть всю нашу неуклюжесть, когда громадный пакет, ящик с тортом, куртку с каской, лакированную доску с куском БАМовского рельса и железнодорожным костылем мы безуспешно пытались рассовать по портфелям! Ритуал проводов был уже закончен, а мы, несчастные, загородив вход в вертолет, все никак не могли разрешить проблему транспортировки презентов.
Редко А.К. употреблял ненормативную лексику, но тут не стерпел и смачно отпустил что-то насчет нашей деревенской простоты. Но когда на пути в Хабаровск Черный вспомнил о том, что капиталиста-коммуниста наградили, как ударника социалистического соревнования, досталось уже мне за необеспечение надлежащего контроля. Спасло то, что после комсомола в крайкоме партии я работал только третий месяц. Но удостоверение надо было все равно заменить. Для этого срочно в ночь из Сулука были вызваны в крайком КПСС секретари парткома, комитета комсомола и председатель парткома со своими автографами и печатями. Ночью же в типографии (тогда ведь цветных принтеров еще не изобрели) изготовили новое удостоверение всего в трех экземплярах (на всякий случай) уже без упоминания об ударном труде во имя социализма. Рано утром, в половине седьмого, в присутствии Черного оно было оформлено. Теперь предстояло конспиративно проникнуть в номер (жил Гастон с супругой и сыном в нынешней офисной части бизнес-центра «Парус») и заменить удостоверение. В целях обеспечения операции сразу после завтрака Степанов повел делегацию на набережную Амура с твердым приказом не возвращаться раньше, чем через сорок минут. Гости сопротивлялись — им хотелось собраться и отдохнуть перед предстоящим перелетом, но секретарь по идеологии был неумолим. Операция прошла успешно.
После отъезда гостей нетронутые торт и эклеры, согласно существовавшему порядку, были преданы мусорному ящику.
А через некоторое время наши компартии замирились. И меня распирала гордость за свой вклад в дело укрепления пролетарского интернационализма.
ХХХ
Когда человек полтора десятка лет находится на самой вершине местной власти, а впереди — ничего, становится неумолимо тоскливо. Своими переживаниями Алексей Клементьевич ни с кем не делился, но, конечно, искал причину своей вынужденно добровольной отставки. И находил ее, скорее всего, в том, что не сработался с Генеральным секретарем Михаилом Горбачевым. И это правда. Но не вся. У любого руководителя наступает кризис власти. Сродни тому, как любимый отец теряет непререкаемый авторитет у выросшего уже сына. Уважение еще остается, но руководить уже невозможно. Находясь на среднеблизком расстоянии, я видел, что кризис наступил примерно за полгода до печально известного пленума, который освободил Черного от обязанностей первого секретаря крайкома…
Владимир ЕРОХИН,
фото Владимира ТАРАБАЩУКА