Ковер для Сталина

80 лет назад в СССР был подписан один из самых страшных документов в истории: секретный оперативный приказ НКВД, положивший начало Большому террору, который в народе окрестили «сталинским». Террор затронул все города и веси огромной страны, не обошел он стороной и  Хабаровск.

Только на хабаровском городском кладбище захоронены 4 300 невинно осужденных жертв сталинского террора. Сегодня в Хабаровске проживают 5 159 репрессированных граждан.

За подарок к юбилею вождя первоклассная ковровщица и модистка получила десять лет лагерей.

После первого допроса Любовь Титова потеряла слух и голос. Ее не били, не тронули даже пальцем, но и без этого потрясение было столь велико, что она попала в лазарет.

— Я к нему со всей душой, а он меня в лагерь, — пыталась она при помощи бумаги и ручки объяснить свое состояние.

— Успокойся, — в отчаянии шептали ей лагерные врачи.

Но Люба их не слышала.

Мечта

Шить Люба начала в полтора года. Со стороны это выглядело так. Мать Дарья Федоровна день и ночь сидела за машинкой «Зингер» — обшивала жен респектабельных служащих КВЖД, а крошечная Люба (младшая из трех сестер), сидя под столом, мастерила одежду для своих кукол. Родителей Любы судьба занесла в пригород Харбина из Хабаровска. На станции Пограничной, где глава семьи работал путевым обходчиком, прошли ее детство и юность.

— Иногда было просто страшно. Когда возле русской часовни лежали поленницей обезглавленные китайские покойники, а их головы были надеты на колы — так китайцы наказывали своих провинившихся соотечественников. Над этим жутким частоколом летали огромные махаоны, — вспоминала впоследствии Любовь Петровна.

Дарья Федоровна и Люба все невзгоды забывали за шитьем. К двадцати годам девушка умела все: шить платья и пальто, вязать перчатки, мастерить женские шляпки, делать сумки, ткать ковры. В числе клиенток у русских модисток были и известные модницы из Харбина.

Но слава супершвеи мало устраивала Любу. Она мечтала о большем: приехать в Страну Советов и соткать любимому и дорогому Иосифу Виссарионовичу Сталину небывалый ковер. Вскоре такой случай представился.

Белый город-рай

В 1933-м, в год 55-летия вождя, мужа 22-летней Любы, Дениса Ивановича, как одного из лучших работников КВЖД отправляют на работу в Севастополь.

Юная модистка летала на крыльях. Ее старшая сестра Тамара, зная о мечте младшей, бросилась в магазины Харбина за нитками мулине. Расчувствовавшаяся Дарья Федоровна подарила дочери свою машинку «Зингер».

Севастополь показался семье Титовых раем.

— Чистый, белый, красивый. И первым делом я принялась за подарок, — вспоминала Любовь Петровна.

Ковер, над которым корпела целый месяц, девушка назвала «Транспорт — родной брат Красной Армии и флота». Сотканная при помощи «Зингера» картина, по мнению мастерицы, должна была порадовать Сталина: на переднем плане паровоз с вагонами. За составом — севастопольский рейд с военными кораблями. Чтобы каждая деталь вышла точь-в-точь как настоящая, Люба бегала то в порт, то на железнодорожную станцию.

Кроме ковра в посылку для Сталина девушка упаковала плетеную корзину с фруктами. Корзину Люба сплела из лозы, фрукты были выполнены из папье-маше. Каждую искусственную виноградинку, персик, грушу мастерица опускала в расплавленный воск. «И все вышло как живое», — писала счастливая дочь матери в Китай.

Три года подряд Люба заглядывала в почтовый ящик несколько раз в день. Ответа от Сталина не было. Он, с ее слов, пришел в тридцать седьмом. В сентябре как «врага народа» арестовали Дениса Ивановича. А через месяц — Любу.

Титова как «китайского лазутчика» расстреляли через три дня. К его жене судьба оказалась более благосклонной: десять лет лагерей — так звучало в приговоре.

— Я чувствовала, что меня заберут. Шла после работы домой, а возле подъезда — «воронок». Дверь в квартиру нараспашку. Стала метаться — вещи из рук валятся. Когда схватилась за нитки и иголки, конвоир не выдержал, подсказал: «Возьми ценные и теплые вещи… Пойдешь по этапу».

Золотые часики на руке (подарок Дарьи Федоровны к свадьбе) Люба обмотала полотенцем. Больше из дорогих ей вещей она не взяла ничего.

Зечка

— До Караганды шли пешком по бездорожью… В тесной камере с голыми нарами в два яруса — 40 человек. Пытаешься повернуться во сне — стонут 20 человек.

Летом пол-лагеря отравилось щами из лебеды. А у местного врача, кроме йода и марганцовки, больше ничего нет. Воду, подкрашенную марганцовкой, по его совету пили ведрами. Это и спасло.

«Я не лазутчик», — писала немного оклемавшаяся от потрясения Люба главному прокурору страны. Ответа на свои письма она не получила.

—  Да перестань ты мучиться, — однажды посоветовал ей поляк Вацлав Полянский, мастеривший возле окна барака наперсток.

И Люба словно очнулась. Глядя на Вацлава, ловко кроившего из наждачной бумаги пилочки для ногтей по заказу жены одного из офицеров зоны, женщина вспомнила, что и она мастерица. О своем подарке генералиссимусу Люба больше не вспоминала. Вождя она возненавидела всеми фибрами души.

Вацлав помог заключенной приспособиться к новой жизни. Она стала шить костюмы и платья женам офицеров и вскоре была переведена в пошивочную мастерскую.

В Карлаге, так ссыльные называли место своего пристанища, Люба переболела тифом. Многие ее подруги по несчастью умерли во время той эпидемии, но она выжила.

— Когда Вацлав заболел тифом, написала письмо его жене. Та приехала, могилу мы копали вместе. Когда докапывали, моя рукавица упала в яму. Пришлось спускаться за ней — холод был жуткий…

Обшитые Любой с ног до головы женщины уговорили-таки мужей помиловать модистку. В результате вместо десяти лет Титова отсидела девять.

— В Севастополь, Владивосток, Хабаровск, куда я рвалась, мне дорога была заказана. Поехала в Свердловск (ныне Екатеринбург. — Прим. автора). Клеймо «зечка» преследовало меня в этом городе десятки лет.

И это несмотря на то, что костюмеры местных театров ходили за нею по пятам. Однажды детский театр заказал сразу сто костюмов. Для театра оперы и балета она шила постоянно. И по-прежнему вышивала картины: арест не отбил у женщины охоту к творчеству.  Но вот личная жизнь не сложилась. С верой в Сталина (считала, что отсидела за ковер) канула в небытие и вера в счастье.

Со своей судьбой «мастер золотые руки» (этого звания она удостаивалась не раз) смирилась только на девятом десятке, когда внучка сестры Тамары — Ирина Додоренко привезла ее из Екатеринбурга в Хабаровск.

Женщинам удалось взять с собой и машинку «Зингер» (сохранили соседи по коммунальной квартире в Севастополе), на которой Любовь Петровна вышивала свой подарок.

— Я как-то спросила бабулю: а если бы не этот ковер? Тебе бы было легче? — говорит Ирина Альфредовна. — На что она ответила: «Страшно осознавать, что никому это не было нужно».

Галина КАЗАЧУК, фото из фондов Хабаровского краевого музея Н.И. Гродекова