А были вместе детство и война

Сегодня свой День Победы отмечают бывшие узники фашистских концлагерей.

Именно 11 апреля заключенные лагеря «Бухенвальд», узнав о приближении союзнических войск, подняли восстание и взяли в плен своих надзирателей. В историю эта дата вошла как Международный день освобождения узников фашистских концлагерей.

Известно, что располагались они на территории разных стран, а всего в них содержались более 18 миллионов человек, 11 миллионов из которых были уничтожены, погибли от болезней, голода и холода, в их числе более 5 миллионов советских граждан. Несладко пришлось и тем, кто выжил, потому что после освобождения они попадали в фильтрационные лагеря НКВД, в тюрьмы, а детям был закрыть путь в высшие учебные заведения и офицерские училища.

По рассказам мамы

И только в 1988 году об этих людях заговорили как о жертвах войны. Тогда же был образован Международный союз бывших малолетних узников фашизма. Он объединяет граждан Армении, Белоруссии, Казахстана, Латвии, Литвы, Молдавии, России, Узбекистана, Украины, Эстонии, а также Болгарии, прошедших в детском возрасте концлагеря, гетто, тюрьмы и другие места принудительного содержания, созданные нацистской Германией.

Среди тех, кто считает 11 апреля важной датой в своей жизни, и хабаровчанка Антонина Токмакова. С ней мы встретились в ее квартире, на улицу по состоянию здоровья женщина уже не выходит. Почти 20 лет Антонина Ивановна возглавляла секцию бывших малолетних узников совета ветеранов Центрального района и регулярно встречалась со школьниками и молодежью, чтобы рассказать о своем детстве. Детстве, которого не было.

О войне и жизни в нацистских застенках она знает по воспоминаниям матери, но рассказ дается ей очень тяжело, женщина периодически замолкает и платком вытирает слезы.

— Наша семья жила на Брянщине и очень скоро оказалась в эпицентре войны, — говорит Антонина Ивановна. — Отец ушел на фронт, а мама осталась с тремя дочками на руках. Старшей шесть, средней три и я — новорожденная. Мама вспоминала, что небо порой становилось черным от самолетов, а вскоре пришли фашисты. Деревню сожгли, жители, кто смог, убежали в лес. Когда мама с нами бежала, неподалеку разорвался снаряд, и нас засыпало землей. Односельчане собрались на опушке, огляделись, а Нюрочки с детьми нет, вернулись и откопали нас. Мама говорила, что всех контузило, и мы еще долго глухие ходили. Сидеть без дела она не могла и начала помогать партизанам. Мама была местная, хорошо знала район и стала связной. Она носила донесения, передавала сведения от подпольщиков, налаживала связь между разрозненными группами, действовавшими в брянских лесах. А для прикрытия частенько брала с собой меня. «Шалюшкой обвяжусь, тебя подвяжу и в путь», — вспоминала она. Женщина с грудным ребенком вызывала меньше подозрения, но однажды наткнулась на полицая, который ее узнал. Маму схватили, доставили в комендатуру и должны были допросить, но полицаев срочно вызвали, и она осталась под присмотром немецкого солдата. «Ты мне жизнь спасла, — говорила она. — Так голосила, что надзиратель не выдержал и сказал: «Матка, шнель, шнель». Я шла и думала, что вот сейчас в спину выстрелит. А он нас просто отпустил. Возможно, у самого дети дома остались. Так что и там не все сволочи были». Да и потом жалостливые встречались, некоторые нам в концлагере сладенькое приносили, я этого не помню, мама рассказывала.

Немирная мирная жизнь

В концлагере женщина с тремя малолетними детьми оказалась после того, как каратели окружили и разбили партизанский отряд. Там были голод и холод, мама уходила на работу, а вечером, возвращаясь, со страхом подходила к нарам, потому что не знала, живы ли мы. Но мы выжили. Последний лагерь, в котором находились, располагался в Белоруссии возле Барановичей, и после того, как Советская армия нас освободила, мы там и остались. А осенью 1945-го нас разыскал отец, он прошел всю войну, был тяжело ранен, но вернулся живой.

Первые собственные воспоминания Антонины связаны с послевоенной, но далеко не мирной жизнью. В те годы в Белоруссии хозяйничали «лесные братья», которые безжалостно расправлялись с представителями власти. А ее отец был милиционером.

— Помню, возвращаемся мы домой, папа несет меня на руках, а гимнастерка у него колючая-преколючая, и, постоянно кручу головой и вдруг вижу, что на поляне, где мы всегда играли, какие-то копны стоят, — говорит Антонина Ивановна. — А они вдруг зашевелились, и оттуда появились мужики с автоматами. Папа все сразу понял и только сказал: «Дочку отпустите». Поставил меня на траву и тихо сказал: «Беги домой и не оглядывайся». Что там было, не знаю, но через три дня папа вернулся, родители быстро собрались, и мы уехали к себе на Брянщину. Позже он рассказывал, что в том отряде были бывшие военные, и вроде с кем-то он вместе воевал, вот его и пощадили, но велели уезжать, иначе грозили всю семью убить. А у меня к тому времени еще два брата родились. Только мы на Брянщине дом отстроили, пришел вызов от брата мамы в Хабаровск, и в 1953 году мы перебрались сюда. Этот город стал мне родным, здесь прошла моя молодость, здесь влюбилась, вышла замуж, родила сына и была счастлива. Помню, в детстве всегда хотела есть, чувство голода не отпускало. Какие на вкус слезы, я знала с рождения, а вкус хлеба узнала только в 1953-м, когда мы переехали на Дальний Восток.