Кто раздел княгиню?

В русской живописи XVIII век был веком портрета. Тогда расцвели основные его жанры: парадный, полупарадный, камерный (из него выросли сентиментальный, романтический и психологический) и его редкая разновидность — интимный. Вот о последнем мы и поговорим.

Это изображение человека на нейтральном фоне, где акцент сделан на доверительных отношениях между художником и моделью — герой или героиня как бы раскрывают перед автором свое внутреннее «я».

В Дальневосточном художественном музее за интимность отвечает портрет Екатерины Федоровны Долгоруковой — в постоянной экспозиции русского искусства он такой один. Княгиня написана по плечи, она смотрит на зрителя томно, из-под полуприоткрытых век, волосы слегка растрепаны, губы сложены бантиком, на щеках румянец. А еще аристократка облачена в полупрозрачное одеяние, подозрительно напоминающее сорочку. Чтобы позировать в таком, нужно ну очень доверять художнику. Однако, скорее всего, Екатерина Федоровна ему как раз не доверяла.

Но косынка осталась

Почему? Потому что велика вероятность, что она ни разу в жизни этого живописца не видела. «Фрагментарная копия (?) «Портрета Екатерины Федоровны Долгоруковой с детьми» Ж.-Л. Вуаля. 1790-е гг., Россия» — гласит аннотация к нашей картине. Полотно, на которое она ссылается, датировано 1789-м и находится в Третьяковской галерее. Копия, кстати, прибыла в Хабаровск оттуда же в 1931-м. Вопросительный знак в описании вполне понятен: слишком разные у художников получились княгини. Видный мастер Жан-Луи Вуаль написал ее сидящей в кресле в окружении малышей. Взгляд у молодой матери мягкий, но ясный и прямой, прическа более собранна, а главное — женщина полностью одета: укутана в жемчужно-серый наряд, на шее — воздушная косынка.

Именно по ней можно определить, что автор копии брал за основу именно шедевр Вуаля: положение узла и узор на ткани повторяются точь-в-точь. Как, впрочем, и серьги в ушах героини. Но зачем все же было снимать с княгини платье?

Ловкость стана

У Екатерины Федоровны Долгоруковой, в девичестве Барятинской, была интересная и заковыристая судьба. Прославилась она прежде всего красотой и грацией, сразив высшее общество на первом же своем балу (ей было 16).

Генерал-майор Энгельгардт вспоминал:

«… Две пары танцевали кадриль: князь Дашков с княжной Барятинской, в первый раз показавшеюся в публике и удивившею всех своею красотою, а особенно ловкостью и гибкостью стана своего…»

Екатерина II тут же пожаловала дочь своего соратника во фрейлины, а уже в 17 Екатерина стала замужней дамой — женой генерал-поручика князя Василия Долгорукова.

Говорят, это была любовь, а потому, когда Василий Васильевич отбыл на русско-турецкую войну, молодая жена, только что родившая сына, последовала за ним.

Получается, портрет княгини с детьми Жан-Луи Вуаль написал именно в этот период.

Письма на всю жизнь

В 1788 году князь Долгоруков участвовал в осаде и штурме Очакова. В этом же году, по некоторым свидетельствам, с Екатериной Федоровной познакомился его ординарец, 23-летний князь Багратион, будущий великий военный деятель. Именно там он поразил всех невероятной храбростью, а Долгорукову — пылкими письмами, которые продолжал отправлять ей в течение всей своей жизни.

Они могли долго не видеться, но эпистолярных диалогов не прерывали. Спустя долгие годы после знакомства он посылал ей подарки, описывал свои переживания и даже жаловался на «блуждающую жену», с которой они разошлись в 1805-м. И, говорят, ни одно из его посланий не обходилось без слов любви.

«Никого я так не любил, как вас, и ни к кому от роду не был так привязан, хотя вы и будете хохотать и говорить, что, как я смею писать. Но воля ваша, я люблю правду говорить...»

Тем не менее княгиня не позволяла себе лишнего. Ни с храбрым Багратионом, ни с еще более высоким военачальником — знаменитым Григорием Потемкиным.

Бриллиантовый подснежник

Это был конец 1790 года, русские войска зимовали в городе Бендеры на Днестре и готовились к взятию Измаила. Княгиня Долгорукова тоже находилась там, а полководец изо всех сил старался не скучать и периодически устраивал балы в своем дворце-землянке (да, был у него и такой). Екатерину Федоровну назначили главной героиней этих празднеств. Потемкин был настолько увлечен, что посылал гонцов прямо оттуда в Париж за атласными бальными туфельками. Долгорукова царила на балах, но в остальном, по свидетельствам большинства современников, была непреклонна.

«Князь… влюбился еще в армии в княгиню Долгорукову, дочь кн. Барятинского, — писал граф Петр Завадовский. Женщина превзошла нравы своего пола в нашем веке: пренебрегла его сердцем. Он мечется как угорелый».

Говорят, ради нее фельдмаршал Потемкин даже ускорил сам штурм Измаила, чтобы поразить даму картинами атаки и звуком пушек. Но и это не помогло.

Отвергала она и другие широкие жесты. Однажды Григорий Александрович, гарцуя на лошади, попросил у княгини подснежник, приколотый к ее наряду. Конь рванул, и тот упал в грязь. Тогда Потемкин пообещал вернуть Екатерине Федоровне такой же, а через несколько дней преподнес Долгоруковой ювелирный цветок тончайшей работы. Но она подарка не приняла. Тогда светлейший князь в бешенстве растоптал бриллиантовую брошь, стоившую почти состояние.

Дело в поклоннике?

В 1791-м чета Долгоруковых вернулась в Петербург, и Екатерина Федоровна стала блистать в свете, окруженная толпами почитателей, среди которых был и австрийский посол Людвиг фон Кобенцль. Датировка хабаровской копии портрета княгини как раз совпадает с этим временем ее расцвета.

Через девять лет ее еще ждет опала от императора Павла I, эмиграция во Францию и Италию, конфликт с Наполеоном (!) и удачное возвращение в Россию, где она будет возведена в кавалерственные, а затем в статс-дамы и получит орден Святой Екатерины большого креста — одну из высших государственных наград.

Но пока неизвестный художник пишет ее лицо более томным, а платье заменяет на легкое одеяние, не предназначенное для чужих глаз. Что это? Заказ высокопоставленного поклонника? Отражение эмоций самого живописца? Ответов мы не узнаем. Зато есть повод посмотреть внимательнее.