Один день в красной зоне
logo

Темы номера

Один день в красной зоне

Елена ТИХОНОВА, фото автора

Каждый день в городскую больницу № 10 поступает около 100 больных. В каких условиях приходится работать медикам и что они думают о тех, кто не бережет себя и других? За два года врачи ковидария повидали всякое. 

— Есть ли у вас знакомые медики антиваксеры? — интересуюсь я. — А то в школьных родительских чатах чего только не понапишут! — у каждого противника вакцинации по десятку врачей, которые категорически против укола.

— Нет таких. Ни одного, — уверенно говорит Наталья Житникова, заведующая приемным отделением. — Это в интернете изобилие всевозможных специалистов, от кинозвезд до инфекционистов-самоучек. А наше дело — лечить.

В Советском Союзе система борьбы с инфекциями была строгой. Тогда никто не спрашивал, прививаться или нет. Медработники с препаратами приходили в школу, ни о каком согласии родителей на вакцинацию детей и речи не шло. Если где-то возникали вспышки инфекций, моментально вводились жесткие меры, строжайшая изоляция, людей отправляли на карантин в обсерваторы. Это не обсуждалось.

Это настоящая война

Врачей не хватает. Зачастую доктор работает каждый день, потом ночное дежурство, а утром снова на смену. А знаете, что особенно тяжело и обидно? Когда говорят, что ты сам выдумал эту болезнь.

— Как долго лежат в больнице?

— По-разному. В среднем 10—11 дней. Но есть и такие, кто полтора месяца борется с болезнью, а то и дольше.

— Насколько тяжелых приходилось вытаскивать?

— Про это вам лучше расскажет реаниматолог, — отвечает на мой вопрос Галина Сиворакша. — Пройдемте в другое отделение, в реаниматологию. В мирное время там было всего 9 коек…

— Вы так говорите «в мирное», будто сейчас война, — пытаюсь я шутить.

— Это самая настоящая война, по-другому не скажешь, — без тени улыбки говорит Галина Алексеевна. — И зачастую наши люди враги друг другу. Даже имея на руках положительный тест, идут в магазин, в кафе, в гости. Была ситуация недавно: человека приняли от скорой, сделали СКТ, сказали ждать два часа. А ему сидеть скучно, поехал в торговый центр, там ему и поплохело. Именно поэтому нам постоянно напоминают: берегитесь, носите маски!

Между тем мы заходим в отделение реанимации. Там действительно не 9 коек. И даже не 20. Развернуто уже 42 койки в двух корпусах, и все до единой заполнены.

Одновременно в смене работают 7 врачей-реаниматологов. У каждого под постоянным наблюдением по 5—6 тяжелых и крайне тяжелых пациентов.

Не отвечают на звонки

Среди медиков в одинаковых противочумных костюмах невозможно распознать заведующего отделением Сергея Бахрамова. Все одинаково заняты делом, проверяют показания приборов, склоняются над больными, поправляют им кислородные маски.

Сегодня все медики 10-й больницы работают на износ, но в реанимации, где пациентов от границы между жизнью и смертью отделяет порой один вздох, особенно тяжело морально.

— Поначалу это просто выбивало из колеи, с таким трудно смириться, — признается Сергей Юрьевич. — Каждый день от 8 до 10 человек попадает в наше отделение, около 35 пациентов находятся на ИВЛ. Многие с сопутствующей патологией. Большинство пожилых, но есть и молодые. Некоторые даже не реагируют, когда им звонят родные. Не в состоянии. Им очень плохо. Лежать приходится на животе, каждый вдох дается с трудом. И накрывает депрессия.

В СССР прививались от всего — от чумы, от холеры, от оспы. Те прививки не чета нынешним, что от ковида. Последствия после них зачастую были тяжелыми, температура подскакивала до 40 градусов, сильные боли в руке. От противооспенной вакцины оставался шрам.

Дышать просто нечем

Больные и так-то не расположены к беседе, а в отделении реанимации и вовсе тяжко молчат. И отчаяние во взглядах. Наверное, сейчас легче тем, кто спит на ИВЛ. Да, их усыпляют.

— Это делается для того, чтобы больной непроизвольно не вдохнул сам, — поясняет доктор. — Вводим его в искусственный сон на 48 часов. Если за это время пациент достигает хороших показателей, мы его пробуждаем.

— И он учится дышать самостоятельно?

— Нет. Пациенту надо дожить до момента, когда начнет восстанавливаться легочная ткань. Ведь если у него 80, а то и 90 процентов поражения легких, дышать просто нечем. Кислороду некуда поступать, оставшиеся 10 процентов не могут насытить им кровь.

— Бывает ли, что только человека вроде вытащили, а тут опять ухудшение?

— К сожалению, бывает. Как правило, это тромболические осложнения. Но иногда практически безнадежный вдруг идет на поправку. И это всегда радость для врача. Вот сегодня был такой случай. Пациент находился на высоких фракциях кислорода — 85 процентов. Как правило, такого ждет перевод на ИВЛ. И вдруг улучшение, больного перевели в палату интенсивной терапии.

— К выздоравливающим?

— Пока только к тяжелым, но из крайне тяжелых. Там мы наблюдаем динамику еще день-два, стабилизируем и переводим в обычное отделение.

Часто те, кто до последнего лежал дома, поступают уже очень тяжелыми, сгорают за сутки. Врачи ничем не могут помочь, они же не боги. ИВЛ не спасает. У тех, кто обратился раньше, шансов больше.

Окончание в следующем номере

 


 


 

 

 

Наш телеграм-канал @khabvesti (16+)