Те, кто остался

Говорят, мы все меньше читаем про коронавирус, а больше о путешествиях. Но пока мы стараемся не думать про пандемию, медики и волонтеры продолжают думать о нас. Мы ― главная тема, о которой они говорят.

Правда, многие все же не выдерживают и уходят. Так, например, уволились медработники, давшие нам интервью во время первой волны. Сейчас мы собрали четыре монолога тех, кто остался. Имена героев изменены, а вот мысли переданы максимально близко к оригиналу.

«Вышла в подъезд и поплакала»

Олеся устроилась в детскую поликлинику в феврале, когда о пандемии еще никто не думал. Обычная работа медсестры: документация, процедуры. Хорошая практика для шестикурсницы, которая намерена стать педиатром.

― Но в апреле нам сказали, что теперь наша задача ― брать мазки у больных с подозрением на ковид. Спросили, кто хочет. И я ответила: «Давайте!» Все равно кто-то должен.

Первое время мы ничего не знали: ни как менять костюмы, ни как обрабатывать респираторы. Сначала средств защиты не хватало, и их замачивали в хлорке. Сейчас выбрасываем.

Сегодня все устали бояться, расслабились, хотя заболеваемость растет. Не раз были случаи, когда я иду брать мазок у контактного ребенка, а он на уроках. Или когда школьник с подтвержденным диагнозом возвращается из магазина без маски. Таких примерно 15―20 процентов, а то и больше.

Считаю, что именно с мазками у меня началась настоящая работа, особенно когда осенью пошли вспышки в детских садах. Я порой делала по 20―25 анализов в день (а обычно два или три). Приходила домой в 11 и сваливалась. Зато чувствовала себя необходимой, меня все обо всем спрашивали.

Конечно, бывало трудно. Еще как. Меня материли в трубку, например. Обвиняли в том, что потеряла результаты анализов, а я вообще за это не отвечаю. Или вот однажды был тот еще экшн. Когда мы приходим к ребенку, то вручаем родителям на подпись бумаги: согласие на процедуру, уведомление о двух неделях на самоизоляции. И тут мамочка говорит: «Не буду его подписывать». Я объясняю, что тогда не смогу взять мазок. «Хорошо, я все подпишу», ― и уходит в другую комнату. Возвращается, а пачка бумаг стала тоньше. Она просто вырвала уведомление! Взяла и вырвала. А мазок уже взят. Я не подала виду, вышла в подъезд и там уже поплакала как следует. Было очень обидно, что меня вот так обманули.

Не то чтобы я удивилась: это люди, они так поступают. Но моменты, когда меня покрыли матом просто так и обманули из-за бумажки, запомню на всю жизнь.

За этот год я болела два раза: сначала ОРВИ, потом коронавирусом. С ним как раз попала в самый пик второй волны, когда медики массово заражались, а оставшиеся сходили с ума от количества вызовов. Ждала врача три дня, но в регистратуре перепутали номер, и до меня не дошли.

У всех ковид начинается по-разному. У меня ― температура 39 градусов, сухой кашель, озноб, ломота в теле. Пропало обоняние на пять дней. Я очень испугалась, а потом сказала себе: «Успокойся, ты же врач». Хорошо, что у меня был протокол лечения, который выдали на работе. Теперь отсылаю его всем знакомым в такой же ситуации. Но без антибиотиков. Их я выписывать самим себе запрещаю.

«Все нормально, никто не справляется»

Анатолий стал медбратом в ковидном госпитале в августе. В ноябре не выдержал и сменил место работы ― на другое отделение, тоже ковидное.

― Стало легче, хотя обязанностей не убавилось. Но теперь всегда кто-то рядом, у нас два медбрата. А до ноября я был один на 45 человек. Это сильное превышение нормы.

Я сдал экзамены досрочно, чтобы устроиться в ковидарий, ― было интересно поработать в СИЗах (средствах индивидуальной защиты), погрузиться в ситуацию. Погрузился: вышел на смену и сутки не снимал костюм. Только через восемь часов понял, что не ел, не пил и не ходил в туалет.

По регламенту мы должны выходить в чистую зону отдохнуть, однако на это никогда не оставалось времени. Сейчас там, где я работаю, нет пациентов в коридоре. Но их приходилось туда класть ― мы же не могли отказать в помощи. Я был нужен каждую минуту: делать уколы, менять воду в аппаратах, если совсем плохо, готовить к внеочередному переливанию крови или срочно везти на СКТ в другой корпус. Ну а если остановка сердца, то реанимация 30 минут, как положено. Часто ли ее приходилось делать? Каждый день.

Первое время страшновато, потом привыкаешь.

Но поначалу было совсем тяжко. Я как студент имел смутное представление обо всем, я к экзамену не это готовил. А тут пришел в первый раз ― 40 инъекций вечером, 40 утром, а ты в вену попасть не можешь. Однажды в отчаянии просто подошел к врачу и попросил со мной поговорить. Совсем, мол, не справляюсь. А она ответила: «Все нормально, никто не справляется. Делай как можешь и учись».

Потом страх не справиться ушел. Появился другой. Знаете, тут много грустных историй. Вот ты видишь женщину на аппарате ИВЛ, а у нее макияж и прическа. То есть утром она шла на работу, а вечером в ее горле трубка. Самому молодому, кого мы потеряли, было 20. И у него не было сопутствующих заболеваний. Он запустил себя.

Я понял, что человек не просто смертен, а внезапно смертен. И что самое важное в жизни ― семья. Пациенты, которые общаются с супругами и детьми по видеосвязи, легче переносят болезнь и госпитализацию.

И раз все анонимно, хочу спросить: почему у нас дети ходят в школы и не ограничен общественный транспорт? Ребята приносят вирус, их дедушки и бабушки попадают в реанимацию. Автобус ― вообще самый верный способ заразиться.

Хотел ли я уволиться? Честно? Каждое утро после смены, пока не перешел в другое отделение. Что останавливало? Достойные деньги. Где еще студент четвертого курса будет получать 100 тыс. руб. в месяц? Говорят, у нас доплаты за риск заразиться, но по факту они за тот адский объем работы, который на нас сваливается. И жаль было потраченных усилий. Глупо уходить, потому что слишком тяжело.

Отношение к профессии, конечно, изменилось. Теперь точно знаю, кем хочу стать, ― анестезиологом-реаниматологом. Чтоб вы понимали: реанимация нечасто успешна. А тут мы откачали человека, и я осознал, насколько это великая вещь. Думал ли бросить? Ну вы что! Кажется, такие отваливаются еще на первом курсе. Я без этого уже не могу.

«С болеющих иной спрос»

Анастасия работала в поликлинике уже семь лет, когда началась пандемия. Они с напарницей взяли отпуск без содержания и пошли помогать в госпиталь.

― Пробыла там палатной медсестрой два месяца, больше не получилось. И это, безусловно, оказалось не то, чего я ожидала. Во-первых, не рассчитывала, что придется каждый раз после суток ехать на другой конец города. Еще мы наивно полагали, что работаем шесть часов, потом перерыв. По факту даже про туалет вспоминали через 12.

Однако прежде всего трудно было морально. СМИ и соцсети нагнетали обстановку, все паниковали, даже относительно легкие пациенты дергали нас по любому поводу, чем, естественно, отвлекали от более тяжелых. Но это мы, медики, знаем, где легче, а где нет, а больные все требовательны и эмоционально нестабильны. Домой приходила, как выжатый лимон. В итоге вернулась в поликлинику. Но не потому что не выдержала ― просто она тоже в нас нуждалась.

Мне повезло, перенесла ковид бессимптомно. А вот напарница заболела и лежала в том же отделении, где мы работали. Представляете, приехала домой, а ей позвонили: «Возвращайся обратно, но уже не как медсестра».

И все равно весной было полегче. Многие сидели дома, осторожничали, да и врачи были все на ногах, а некоторые даже в отпуске. А сейчас люди спокойно идут на прием.

Мне одна пациентка даже сказала: «Я лучше умру от коронавируса, чем от одиночества». О других она, наверное, не подумала.

Наши сотрудники стали волнами сваливаться с ковидом. За месяц переболела вся администрация, сейчас один за другим врачи. Их нагрузка падает на тех, кто остался. Но у нас почти нет очередей и все строго: врача вызывают на дом. Привлекаются ординаторы и студенты-медики. Я видела много новых лиц ― их распределяли как раз по вызовам.

У меня хронические больные и дневной стационар, три койки. Располагаю всех с учетом дистанции, дезинфицирую помещение и слежу, чтобы все были в масках. Если пациент опустил ее, делаю замечание и жду, пока наденет.

В работе с больными всегда есть сложности. Ковид вокруг или не ковид ― с людьми тяжело. Бывает, человек взвинчен еще с порога. Потом он посидит в очереди, с кем-нибудь поругается, послушает чьи-то советы и к врачу заходит уже на пределе. Его надо успокоить. С болеющих все же иной спрос.

Я уверена, что мои пациенты меня любят. И это главное ― знать, что можешь что-то для них сделать.

«Желание помогать никуда не делось»

Валентина ― второкурсница хабаровского медколледжа. Волонтерство в период пандемии стало ее первой практикой.

― Просто услышала, что нужны добровольцы, и пошла. Работа простая, но достаточно стрессовая: мы проводили термометрию на входе. Пускать можно было только тех, у кого меньше 37. И поначалу, если честно, мы терялись, когда прибор пищал. Но быстро сориентировались: отправляли пациента в инфекционный бокс, вызывали дежурную бригаду.

Таких, к счастью, было немного, и они приходили в масках и перчатках ― спасибо, что думали о безопасности. Хотя мой парень в это же время помогал в травмпункте и видел совсем другое. Говорил, что люди не понимают всей серьезности ситуации и в наших рисках нет смысла, пока они так себя ведут.

У меня тоже поведение некоторых вызывает недоумение. Например, когда утверждают, что пандемия ― это шутка и что она не опаснее гриппа. Очень сложно не ответить: «Вас это, может, и не затронет, а другие серьезно болеют и умирают». Но тогда человек пойдет на конфликт. Поэтому ты говоришь: «Возможно, вы правы, но наденьте, пожалуйста, маску».

Мой парень закончил волонтерство, потому что разочаровался в людях, в их отношении. Но мне кажется, таких немного. Все же медицина ― сфера, где ты работаешь с людьми, поскольку это твое призвание.

Предполагаю, что многие уходят, так как ждали большего. Думали, будут спасать жизни. А тут обыкновенная рутина. Но мне понравилось. А может, просто повезло с местом.

Я ушла, потому что нас перевели на дистанционное обучение и пришлось уехать домой в поселок. Но у нас есть фельдшерско-акушерский пункт, и на дистанте я там помогала. Городская поликлиника и ФАП ― два совершенно разных мира. В ФАПе сложнее: тут все друг друга знают, к тебе приходят не только с болезнями, но и со своими проблемами. Надо быть еще и психологом: выслушать, что у кого случилось, а потом оставить это на работе. Зато в поселке все дружелюбные и всегда носят маски, если просишь. Хотя, казалось бы, откуда тут ковид. Насколько я знаю, ни один случай не подтвердился.

Мое собственное отношение к медицине за это время не изменилось нисколько. Все так же мечтаю поскорее закончить учебу и работать на скорой. Помню, в детстве очень нравилось смотреть, как они несутся куда-то с мигалками, ― это казалось очень самоотверженным. Еще я хотела стать зубным врачом: у меня была книжка про Африку, где у детей очень плохие зубки, так как ими никто не занимается. Думала, поеду туда и всех вылечу. Эти детские мечты, конечно, ушли. А вот желание помогать никуда не делось.